Ледяная принцесса - Страница 63

Раньше любить ее было словно любить тайну — страдающую, прозрачную, фосфоресцирующую загадку. В последний раз, когда он видел ее, загадка потеряла свою таинственность, осталась только плоть. От этого она стала доступнее. В первый раз в жизни он понял, что смог наконец почувствовать, кем она была. Он дотронулся до ее заледеневшего тела и почувствовал ее душу, которая еще не оставила свою промерзшую тюрьму. Никогда прежде он не любил ее так сильно, как тогда. А теперь настала пора встретить судьбу — лицом к лицу. Он надеялся, что судьба будет к нему милостива, но сам в это не верил.

* * *

Ее разбудил телефонный звонок. Ну неужели люди не могут звонить в какое-нибудь нормальное время!

— Эрика.

— Привет, это Анна.

Голос Анны прозвучал выжидательно. «Ну еще бы, так и должно быть», — подумала Эрика.

— Привет.

Эрика не собиралась облегчать Анне задачу.

— Ну и как у тебя дела? — продолжила Анна, ступая на скользкую почву.

— Спасибо, хорошо. А как ты?

— Вполне нормально. Как продвигается книга?

— Да по-разному — то лучше, то хуже. Но, во всяком случае, дело понемногу идет. С детьми все в порядке?

Эрика изо всех сил старалась продолжать беседу в светском тоне.

— Эмма сильно простудилась, у Адриана были колики, но сейчас полегче. Так что теперь, по крайней мере, ночью удается поспать хотя бы несколько часов.

Анна посмеялась, но Эрике показалось, что в ее смехе слышна горечь. Они обе помолчали какое-то время.

— Нам необходимо поговорить о наших делах с домом.

— Да, согласна. Я тоже так считаю. Теперь настала очередь Эрики для горечи.

— Мы должны его продать, Эрика. Если ты не можешь выкупить дом, то мы просто обязаны его продать.

Эрика ничего не ответила, и Анна нервно затараторила:

— Лукас поговорил с маклером, и тот считает, что мы можем поднять цену за дом до трех миллионов. Три миллиона, Эрика. Ты понимаешь, что это такое? Это значит, что ты получишь полтора миллиона в качестве своей доли и сможешь писать в тишине и покое. Тебе не придется больше экономить и ни о чем не надо будет заботиться. Я знаю, что тебе приходится нелегко и своим писательством ты едва сводишь концы с концами. Но что ты вообще получаешь за книги? Две тысячи, три тысячи — в любом случае не очень много, разве не так? И как ты не понимаешь, Эрика, что это и твой шанс тоже. Ты ведь всегда говорила, что хочешь заняться настоящей литературой, а с этими деньгами у тебя наконец появится время. Маклер считает, что нам имеет смысл подождать по крайней мере до апреля-мая. Он говорит, что тогда спрос будет наиболее высоким. А сама продажа, и он в этом совершенно уверен, займет неделю, максимум — две. Ты ведь понимаешь, что мы просто должны так поступить. Понимаешь или нет?

В голосе Анны прозвучала мольба, но у Эрики не было ни малейшего желания сочувствовать ей. После произошедшего накануне она с трудом смогла уснуть, думала и ворочалась полночи и ощущала сейчас по большей части разочарование и недовольство собой.

— Нет, я, Анна, этого не понимаю. Это же дом наших родителей, мы здесь выросли. Мама и папа купили его, когда поженились. Они любили этот дом, и я, Анна, его тоже люблю. Ты не должна так поступать.

— Но деньги…

— Да наплевать мне на деньги. Я нормально жила до сих пор и буду жить нормально.

Эмоции переполняли Эрику, ее голос дрожал.

— Но, Эрика, ты ведь должна понимать, что не сможешь запретить мне продавать дом, если я этого хочу. Половина дома в любом случае моя.

— Ты знаешь, если бы я хоть чуть-чуть верила, что это действительно ты хочешь продать дом, то мне, конечно, было бы очень и очень горько, но я бы приняла твое решение. Но проблема заключается в том, что я опять слышу не твои слова, а кое-кого еще. Дом хочет продать Лукас, а не ты. И я спрашиваю в очередной раз: а ты сама знаешь, чего хочешь? Ты сама знаешь? — Эрика не стала дожидаться ответа Анны. — А я никогда не соглашусь с тем, чтобы моей жизнью руководил Лукас Максвелл. Твой муж — полное дерьмо. А тебе лучше бы поднять свою задницу, приехать сюда — чем скорее, тем лучше — и помочь мне с папиными и мамиными вещами. Я тут уже которую неделю горбачусь, а еще и половины не сделала. Разве, по-твоему, справедливо, что я должна все взвалить на себя? А если ты так безумно занята, что не можешь оторваться от плиты, и не в состоянии помочь мне с тем, что осталось после родителей, тогда неплохо бы тебе поразмыслить, как ты собираешься жить дальше.

Эрика хлопнула трубку мимо телефона, и она повисла на проводе. Эрика настолько разозлилась, что ее била дрожь.

В Стокгольме Анна сидела на полу с телефонной трубкой в руке. Лукас был на работе, а дети спали. Она решилась позвонить Эрике, когда сочла себя к этому готовой. Она несколько дней тянула с этим разговором, но Лукас настаивал и постоянно твердил, что ей надо позвонить Эрике и поговорить о доме. Так что в конце концов она решилась. Анна чувствовала себя разбитой на тысячу осколков, которые разлетались во все стороны. Она любила Эрику, и она тоже любила дом во Фьельбаке. Но как Эрика не могла понять, что она просто обязана думать в первую очередь о своей семье. Не было на свете ничего, что бы Анна пожалела или чем бы не смогла пожертвовать ради своих детей. А это означало, что Лукас должен быть счастлив любой ценой, и если за его счастье придется заплатить отношениями со старшей сестрой, то пусть так и будет — Анна пойдет и на это. Она жила на свете ради Эммы и Адриана. Единственно ради них она просыпалась утром и начинала новый день. Если бы она только смогла сделать Лукаса счастливым, то все бы наладилось — она это знала. Если бы она так не тяготила Лукаса и делала все, как он хотел, тогда бы ему не пришлось быть с ней таким жестким. И если она может отдать ему хотя бы это, пожертвовать ради Лукаса домом родителей, может быть, тогда он поймет, как сильно она предана ему и семье, и все снова будет хорошо.