— Я провел вчера вскрытие ее тела и могу заявить без малейших колебаний, что это ни в коем случае не самоубийство. Она была убита.
— Вот дерьмо!
Мелльберг настолько увлекся, что опять ухитрился опрокинуть чашку с кофе: часть снова вылилась на письменный стол, но в основном досталось рубашке, на которой расплылось очередное пятно.
— А откуда вы это знаете? Какие у вас доказательства, что это убийство?
— Я могу переслать вам по факсу протокол вскрытия прямо сейчас, но сильно сомневаюсь, что вы во всем там разберетесь. Вместо этого я вкратце изложу вам наиболее важные пункты. Подождите немного, мне надо найти очки, — сказал Педерсен.
Мелльберг слышал, как Педерсен ищет очки, и с нетерпением ожидал продолжения.
— Так, посмотрим, что тут у нас. Женщина. Возраст — тридцать пять лет. В хорошем физическом состоянии. Но это вы, наверное, уже знаете. Смерть наступила около недели назад, но тело хорошо сохранилось — в первую очередь благодаря низкой температуре в помещении, где оно находилось. Лед вокруг нижней части тела сохранил его полностью. Резаные раны на внутренней стороне обеих рук нанесены бритвенным лезвием, которое было найдено на месте. И вот именно здесь у меня появились подозрения. Оба разреза совершенно идентичной глубины и абсолютно прямые, что в данном случае весьма и весьма маловероятно. Даже более того — могу доказать, что это совершенно невозможно в случае самоубийства. Ты понимаешь, из-за того, что мы все либо правши, либо левши, то соответственно, к примеру, у правши разрез на левой руке был бы заметно прямее и глубже, чем рана на правой руке, так как пришлось бы использовать неправильную руку, так сказать. Я также исследовал пальцы на обеих руках, и мои подозрения стали еще сильнее. Лезвие бритвы настолько острое, что при его использовании в абсолютном большинстве случаев остаются микроскопические порезы на пальцах. Ничего подобного в случае Александры Вийкнер. Уже одного этого, таким образом, достаточно, чтобы утверждать, что кто-то другой разрезал ее запястья, наверняка пытаясь создать видимость самоубийства. — Педерсен сделал паузу и продолжил: — Спрашивается: как этот кто-то сумел сделать так, что жертва не оказала ему сопротивления? Я получил ответ в результате токсикологической экспертизы. В крови жертвы было обнаружено большое количество снотворного.
— Ну и что это доказывает? Она что, сама не могла принять снотворное?
— Конечно, могло быть и так. Но достижения современной науки, слава богу, оснастили судебную медицину необходимыми инструментами и методами. И один из них позволяет нам сегодня очень точно не только выявлять различные медицинские препараты и яды, но и определять время их действия. Мы несколько раз провели исследование крови жертвы и выяснили, что Александра Вийкнер никоим образом не могла сама перерезать себе вены: судя по концентрации снотворного, сворачиваемости крови и кровопотере, к этому моменту она уже какое-то время находилась в глубоко бессознательном состоянии. Какое точно — сказать не могу, поскольку наука еще не всесильна. Но в том, что это убийство, нет никаких сомнений. Я искренне надеюсь, что вы раскроете это дело. Насколько я понимаю, вы у себя в округе не часто сталкиваетесь с убийствами.
В голосе Педерсена прозвучало определенное сомнение, которое Мелльберг тут же воспринял как сомнение в лично его, Мелльберга, способностях.
— Да, ты прав. У нас не то чтобы очень большой опыт в расследовании убийств здесь, в Танумсхеде. Но, к счастью, так получилось, что здесь оказался я. Мой пост в Управлении полиции Гётеборга и мой многолетний опыт гарантируют, что мы сможем справиться с делом об убийстве. И у местных полицейских будет шанс увидеть, как делается настоящая полицейская работа. Так что можете быть уверены — мы быстро раскроем это преступление. Бьюсь об заклад, чтоб меня черти взяли!
Этой напыщенной тирадой, как считал Мелльберг, он ясно дал понять судебному медику Педерсену, что тот разговаривает по меньшей мере не с сопляком. Конечно, врач всегда может тебя удивить, но в любом случае работа Педерсена была окончена, и теперь настало время для профи продолжить дело.
— О, чуть не забыл.
Патологоанатом настолько растерялся от самовосхвалений полицейского, что не рассказал о двух фактах, которые, как он считал, были важны.
— Александра Вийкнер была беременна, на третьем месяце, и она уже рожала раньше. Я не знаю, имеет ли это значение для вашего расследования, но лучше больше информации, чем меньше, не правда ли? — спросил Педерсен.
Мелльберг только неразборчиво хрюкнул в ответ, и после нескольких ничего не значащих фраз они закончили разговор. Педерсен ощущал сильные сомнения насчет того, насколько компетентно будет проводиться розыск убийцы, а в Мелльберге пробудились воодушевление и рвение. Первый осмотр ванной комнаты был проведен сразу же после обнаружения тела. Но теперь он проследит за тем, чтобы осмотрели каждый миллиметр дома Александры Вийкнер.
Он согрел прядь ее волос в ладонях, маленькие льдинки растаяли и капельками потекли по его рукам. Смакуя, он тщательно слизал все эти капельки.
Он прижался щекой к краю ванны и почувствовал, как холод обжигает кожу. Она была такая красивая в своем ледяном покрове.
Связь, которая существовала между ними, по-прежнему осталась. Ничего не изменилось. Ничто не стало по-другому. Они вместе, и все по-прежнему.
Ее рука сопротивлялась, но с некоторым усилием ему удалось приподнять ее и прижать свою ладонь к ее ладони, он переплел свои пальцы с ее пальцами. Кровь свернулась и замерзла, и замерзшие капли прилипали к его коже.