Казалось, что голову сейчас разнесет на куски. Во рту было так сухо, что язык крепко прилип к зубам. Но все-таки, наверное, слюна где-то там оставалась: он чувствовал, что у него под щекой на подушке мокро. Казалось, что кто-то изнутри вцепился в его веки и не дает открыть глаза. Но после пары напряженных попыток ему это удалось. И ему открылось видение: рядом на боку лежала Эрика. Ее светлые волосы упали на лицо. Ровное, спокойное дыхание говорило о том, что она все еще глубоко спит. По всей видимости, ей что-то снилось, потому что ее ресницы вздрагивали и глаза едва шевелились под закрытыми веками. Патрик подумал, что мог бы так лежать и, не отрываясь, смотреть на нее сколько угодно — всю жизнь, если б было можно. Она беспокойно пошевелилась во сне, но быстро притихла, и ее дыхание опять стадо ровным. Да, правильно говорят, что это — как ездить на велосипеде: научился один раз, потом никогда не забудешь. Патрик имел в виду не столько сам акт, сколько чувство любви к женщине. В свои черные дни и еще более черные ночи Патрику казалось совершенно невозможным, что когда-нибудь снова удастся это пережить.
Эрика беспокойно задвигалась, и Патрик понял, что она скоро проснется. Было заметно, что она тоже поднимает веки с большим трудом. Но когда она все же наконец открыла глаза, Патрик опять удивился, какие они у нее голубые.
— Доброе утро, соня.
— Доброе утро.
Видя улыбку Эрики, Патрик почувствовал себя миллионером.
— Ты хорошо спал?
Патрик посмотрел на светящиеся цифры будильника.
— Да, те два часа, которые удалось урвать, были просто замечательные. Хотя несколько часов до того были много лучше.
Вместо ответа Эрика просто улыбнулась.
Патрик подозревал, что его дыхание отдает перегаром, но все же не смог удержаться, чтобы не наклониться и не поцеловать ее. Поцелуи становились все глубже и глубже, и еще один час пролетел как один миг. Потом Эрика лежала на руке Патрика и рисовала на его груди круги указательным пальцем. Она посмотрела на него:
— Когда ты пришел вчера вечером, ты знал, что мы окажемся здесь?
Патрик подумал какое-то время и положил под голову правую руку, прежде чем ответить.
— Не-ет, я бы не сказал, что знал. Но надеялся.
— Я тоже надеялась, но не была уверена.
Патрик подумал, что он может показаться слишком дерзким, но, чувствуя приятную тяжесть Эрики на своей руке, он мог отважиться на все.
— Разница между нами в том, что ты начала надеяться совсем недавно, ведь верно? А знаешь, сколько я надеялся?
Эрика вопросительно взглянула на Патрика:
— Нет, ну и сколько?
Патрик помолчал ради пущего эффекта.
— Столько, сколько я себя помню. Я влюбился в тебя чуть ли не с самого рождения.
Слушая, как он произносит эти слова, Патрик ощущал, как искренне они прозвучали. Так и должно быть, потому что это правда. Эрика, посмотрела на него, широко раскрыв глаза:
— Ты шутишь. Я на стенку лезла и не могла взять в голову, почему ты ни разу не проявил ко мне ни малейшего интереса, а теперь ты мне рассказываешь, что все это случилось давным-давно и что мне стоило всего лишь протянуть руку, чтобы сорвать созревший плод.
Тон был шутливый, но Патрик видел, что она немного поражена тем, что он сказал.
— Я не хочу сказать, что всю жизнь жил в целибате, как какой-нибудь аскет-отшельник в пустыне. Ясное дело, я и в других влюблялся тоже — в Карин, например. Но ты всегда была для меня особенной. Я каждый раз это чувствовал, когда видел тебя.
Патрик сжал руку в кулак и клятвенно прижал ее к сердцу. Эрика взяла его руку, поцеловала и прижала к своей щеке. Этим жестом она сказала Патрику все.
Они потратили утро на то, чтобы лучше узнать друг друга. Ответ Патрика на вопрос Эрики, чем он увлекается больше всего, вызвал у нее гневную тираду.
— Не-ет, только не еще один спортивный фанат! Ну почему, почему я не могу найти парня, достаточно разумного, чтобы сообразить: гонять мяч по траве совершенно нормальное занятие, когда тебе пять лет, — или такого, который мог бы задаться вопросом: что за великая польза для человечества в том, что кто-то там сиганул на два метра в воздух и перепрыгнул через планку?
— Два сорок пять.
— Что «два сорок пять»? — спросила Эрика тоном, ясно дающим понять, насколько ей неинтересен ответ.
— Ну, тот, который прыгает выше всех, — Сутумайур. Прыгает на два метра сорок пять сантиметров. Дамочки прыгают примерно на два метра.
— Да-да, whatever! — Она с подозрением посмотрела на Патрика. — У тебя есть «Евроспорт»?
— А-га.
— А «Канал плюс» — не столько для фильмов, сколько чтобы смотреть спорт?
— А-га.
— «ТВ-тысяча» для того же самого?
— Ага. Хотя, если быть совсем точным, «ТВ-тысяча» у меня по двум причинам.
И Эрика шутливо стукнула его по груди:
— Я ничего не забыла?
— Пожалуй. Еще на «ТВ-три» много спорта.
— Мой детектор спортивных фанатов очень хорошо настроен, должна сказать. На этой неделе я была у моего друга Дана, и мне пришлось провести удивительно тоскливый вечер — не отрываясь смотреть хоккей по телевизору. Я действительно не понимаю, как человек может считать интересным, когда раздутые, как рекламный болван Мишлен, парни гоняют по льду какую-то маленькую черную фиговину.
— Но в любом случае это много веселее и продуктивнее, чем скакать целый день по магазинам за тряпками.
В ответ на этот безосновательный наезд на ее главную страсть в жизни Эрика сморщила нос и скорчила Патрику гримасу. И тут заметила, что глаза Патрика вдруг заблестели.