Ледяная принцесса - Страница 109

109

— И из-за Нелли — или я должна сказать «из-за бабушки» — вы ничего не говорили, не так ли? И не собирались объявлять мне, что моя мама — не моя мама, а моя бабушка, а папа — не папа, а дедушка, и в первую очередь, что моя сестра вовсе мне не сестра, а мать. Ты за мной поспеваешь или мне еще раз повторить? А то все это немного сложно.

Она выплюнула вопрос, адресуя его Патрику, и было похоже, что она получает удовольствие, увидев испуганное выражение на его лице.

— Извращенцы, да?

Она понизила голос до театрального шепота и прижала указательный палец к губам.

— Но, тсс, ты не должен никому ничего рассказывать, а то что люди скажут? Начнут судачить о семье Карлгрен. — Она опять повысила голос: — Но, слава богу, Нелли мне все рассказала, когда я работала у нее летом на фабрике. Она сказала, что у меня есть право знать, кто я на самом деле. Я всю свою жизнь стояла в стороне, я чувствовала, что для меня нет места в семье. Иметь такую старшую сестру, как Алекс, было совсем нелегко, но я ее боготворила: она была всем, чем я хотела быть, и всем, чем я не была. Я замечала, как вы смотрите на нее и как вы смотрите на меня. А Алекс не утруждала себя тем, чтобы обращать на меня внимание, а я из-за этого боготворила ее еще больше. Теперь я понимаю почему. Она едва терпела, когда видела меня. Нежеланный ребенок, который родился в результате насилия, а вы заставили ее все время об этом вспоминать — каждый раз, когда она видела меня. Вы хоть понимаете, насколько жестоко поступали?

Карл-Эрик вздрагивал при каждом ее слове, как будто она хлестала его по щекам. Он знал, что Джулия права. Было беспредельно жестоко заставлять Алекс видеть Джулию и тем самым раз за разом вновь переживать тот кошмар, который оборвал ее детство. Ничего хорошего и правильного не было в этом и для Джулии. Он и Биргит не могли не видеть в ней изгоя, которым она действительно стала с самого начала; она с криком появилась на свет и потом продолжала кричать и противопоставлять себя всему миру, пока не выросла. Джулия никогда не упускала ни одной возможности быть невыносимой. А Карл-Эрик и Биргит были уже немолоды, с трудом справлялись с маленьким ребенком, тем более с таким упрямым и требовательным, как Джулия.

На самом деле они почувствовали даже облегчение, когда однажды летом Джулия пришла домой, сочась злобой изо всех пор. Их не удивило, что Нелли по собственной инициативе рассказала Джулии правду. Нелли, злобная старая ведьма, всю жизнь действовала только в своих интересах. Наверняка она видела для себя какую-то выгоду в том, чтобы все рассказать Джулии, что наконец и сделала. Они всегда этого боялись и поэтому пытались отговорить Джулию принять предложение работать летом у Нелли, но Джулия, как обычно, с бесконечным упрямством настояла на своем.

Когда Нелли рассказала ей правду, для нее открылся новый мир. В первый раз у нее появился кто-то, кому она действительно была нужна, кто хотел ее слушать и говорить с ней. Хотя у Нелли был Ян, она чувствовала с Джулией кровную связь. И она сказала, что решила завещать ей свое состояние. Карл-Эрик очень хорошо понимал, как это подействовало на Джулию. Она была полна злобы на тех, кого раньше считала своими родителями, и обожала Нелли так же, как восхищалась Алекс. Все это пронеслось у него в голове, когда он увидел ее стоящей в дверях, освещенной мягким светом из кухни. Самое печальное, что Джулия никогда не могла понять: хотя это и было правдой и много раз, глядя на Джулию, они вспоминали тот кошмар в прошлом, они все же по-настоящему ее любили. Но она жила в доме, как случайно залетевшая птица, и рядом с ней они чувствовали себя неловко и беспомощно. Так же и теперь — с той лишь разницей, что они вынуждены были признать, что потеряли ее навсегда. Физически она по-прежнему находилась в их доме, но на самом деле она их уже оставила.

Хенрик выглядел так, словно его загипнотизировали. Он опустил голову на колени и зажмурился. На секунду Карл-Эрик спросил себя, правильно ли было приглашать Хенрика. Он это сделал, потому что считал, что Хенрик заслужил знать правду и он тоже любил Алекс.

— Но, Джулия…

Биргит протянула к Джулии руки в неловком умоляющем жесте, но Джулия лишь презрительно повернулась к ней спиной, и они услышали, как она поднимается по лестнице.

— Мне действительно очень жаль. Я кое-что подозревал, но такого я себе никогда и представить не мог. Я не знаю, что тут сказать. — И Патрик беспомощно развел руками.

— Да нет, мы тоже на самом деле не знаем, что тут можно было сказать, по крайней мере друг другу. — И Карл-Эрик внимательно поглядел на свою жену.

— А вы не знаете, сколько продолжалось насилие?

— Нет, мы действительно не знаем. Алекс не хотела об этом говорить. По-видимому, не меньше двух месяцев, а может быть, и год. — Он помедлил. — И здесь также ответ на твой прошлый вопрос.

— Какой именно ты имеешь в виду? — спросил Патрик.

— О связи между Александрой и Андерсом. Андерс тоже был жертвой. За день до нашего отъезда из Фьельбаки мы нашли записку, которую Алекс написала Андерсу. Из нее стало ясно, что Нильс надругался и над Андерсом. Очевидно, они как-то поняли или им удалось узнать, что они оказались в одинаковом положении, — как именно, я не знаю. Они искали друг у друга утешения. Я взял записку и пошел с ней к Вере Нильссон, рассказал ей, что случилось с Алекс и что, по-видимому, произошло с Андерсом. Это было самое трудное, что мне когда-либо в жизни пришлось сделать. Андерс стал, точнее, был, — быстро поправил себя Карл-Эрик, — единственным, что осталось у Александры. И кроме того, я надеялся, что Вера, может быть, сделает то, на что у нас не хватило мужества, — заявит на Нильса и заставит его ответить за содеянное. Но ничего не произошло, так что я считаю, что Вера оказалась такой же слабой, как и мы.

109